«Я, как детектив, пытаюсь размотать клубок смыслов». Интервью со Степаном Лукьяновым.

Преподаватель профиля бакалавриата «Ивент дизайн. Театр. Перформанс» в Школе дизайна НИУ ВШЭ. Художник, сценограф, главный дизайнер Электротеатра Станиславский, арт-директор Московского музея дизайна, член Московского Союза Художников, лауреат премии «Золотая маска». В этом интервью об отношении к профессии художника, художественном образовании и перспективах развития ивент-дизайна со Степаном Лукьяновым побеседовал Василий Мельниченко, преподаватель профиля бакалавриата «Ивент-дизайн. Театр. Перформанс», художник, исследователь культуры.

Степан, как ты оказался в профессии?

В профессии я с детства. Потому что мои родители и бабушка с дедушкой — художники. И сестра тоже художник. И вот как-то так я оказался в профессии. Я из такой семьи. Правда, сначала я учился во французской школе, но учился очень плохо, был на грани изгнания оттуда. И родители приняли решение отдать меня в Московскую среднюю художественную школу при Суриковском институте. Там были общеобразовательные предметы и были живопись и скульптура. Я учился на скульптуре. Так я стал художником.

Но есть определенная разница между «быть свободным художником» и «быть художником театра».

Да, разница есть. Но так сложился путь. Я в жизни много занимался графическим дизайном, телевизионным дизайном — оформлял разные телеканалы. А к театру я пришел в каком-то смысле потому, что я с него начинал. Здесь я благодарен другому творческому объединению, в которое я входил, учась в художественной школе. При Пушкинском музее есть Клуб юных искусствоведов (КЮИ). Почти все мои друзья по жизни — друзья по этому объединению. Через этот клуб в 1992-м году я попал в мастерскую индивидуальной режиссуры Бориса Юхананова. И там я стал ассистентом художника Юрия Харикова, и несколько лет мы занимались проектом «Сад» по «Вишневому саду» Антона Павловича Чехова. Сейчас бы это назвали междисциплинарным проектом, тогда это было просто очень интересно. Мы ездили на гастроли, и все было очень здорово. Но мне хотелось искать что-то новое, и я ушел на какое-то время в сторону от театра — в дизайн и в телевидение.

Твоя собственная мультидисциплинарность как-то помогает тебе в театральной работе?

Это только внешне выглядит как мультидисциплинарность. Я же ко всему отношусь как к единой дисциплине. Для меня в какой-то степени ключом к пониманию того, чем я занимаюсь, является жанр плаката. В плакате очень важна ключевая идея. Я и студентам постоянно об этом говорю: важно сформировать первоначально ясную идею и потом уже наращивать на нее «мышечную массу» в виде дополнительных смысловых слоёв. Но идея должна быть очень крепкой. Мой отец — известный график-плакатист, я являюсь членом секции плаката Московского союза художников. Мне все это близко. И, соответственно, жанр плаката имеет прямое отношение и к театру. Театру нужна афиша. А часто художники театра, сценографы не умеют делать афиши. Это другая специфика. И есть поставить фото сцены из спектакля на плакат — это, скорее всего, будет плохой плакат. Чаще для плаката нужно придумывать свой графический образ, скорее всего не связанный со сценами из спектакля.

Степан, а как владение разными творческими подходами помогает тебе в формировании творческих идей?

Я скажу банальность, но ее истинность никто не отменял. Плакат создан для очень быстрого реагирования взгляда и мозга, ведь первая задача плаката — привлечь взгляд, а вторая — очень быстро передать смысл, ключевой образ. Это является для меня важным в любом виде творчества. Я, как детектив, всегда пытаюсь размотать клубок смыслов, чтобы добраться до ключевого образа, создать единую, выкристаллизованную систему образов и смыслов, которые кажутся важными для художественного образа. Здесь приходится отбрасывать большое количество интересных идей, которые не совпадают с ключевой идеей. Но они не пропадают, а находят свое воплощение в других работах.

Как в твоем творчестве сочетаются концептуальное и эстетическое начала?

Форма не живет без содержания, а содержание не бывает без формы. Если говорить об искусстве, так или иначе, есть некий высокий концепт, который лежит внутри формы. Я очень внимательно отношусь к знакам. Ведь определенное сочетание цвета и формы вызывают у зрителя определенные реакции, а у подкованного зрителя и подавно может вызвать в сознании определенные цитаты. Например, объект очень похож на Эйфелеву башню, а художник хотел, чтобы зритель видел китайскую пагоду — а это большая смысловая разница. Поэтому концепт для меня очень важен. Но я не работаю как художник-концептуалист, который увлечен текстовой основой произведения. Я стараюсь работать на грани концепта и эстетики.

В общении с молодыми художниками часто складывается ощущение, что о зрителе они не думают, не уважают его. Какое место зритель занимает в твоем творчестве на этапе разработки идеи?

Я прошел определенный профессиональный путь и понимаю, как важно честно и обоснованно работать с самим собой. Я должен отдавать себе отчет в том, насколько ясное высказывание у меня сформировано. Не хочу сказать «понятное», именно ясное. Оно должно быть цельным и внятным. Если целостность и ясность образа возникает, то зритель все считывает. Это во многом еще и вопрос профанации — как ты сам противостоишь этой профанации в самом себе. Если тебе в голову пришла какая-то идея и ты настаиваешь на ней, как на единственно возможной идее, то ты находишься в ситуации самообмана. На самом деле, у тебя же самого есть огромное количество идей, которые способны создать в сочетании с другими идеями ясный и цельный образ. Часто такая упертость бывает вследствие неопытности и от недоверия к себе или от того, что человек отстаивает не свою идею, а где-то у кого-то подсмотренную. А боязнь расстаться с этой идеей возникает из-за того, человек боится не найти собственную. Этот вопрос во многом психологический.

Художнику важно иметь доверие к пространству, к себе, людям. И поскольку театр — коллективное творчество, то здесь всегда есть возможность проверить себя, насколько ты адекватен общей задаче. Это же касается и режиссеров. Основные истерики происходят не тогда, когда идея плохая, а когда она не работает. Это создает ступор и блокирует взаимное переплетение идей соавторов. Этим театр мне особенно интересен. Когда ты соединяешь сценографию с действием, то понимаешь, что многие идеи могут просто быть нежизнеспособными. А для амбициозных молодых людей это часто являеться болью и проблемой. Нужно относиться проще к своей персоне.

Ясность — это самое сложное в творчестве. Гораздо проще нагородить баррикады из грязи и палок и потом долго всем объяснять, что это должно значить. У Василия Шукшина где-то была такая мысль: «Искусство — это сказать так, чтобы тебя поняли молча и молча поблагодарили».

Это и есть основная проблема современного искусства. Создавать нечто, что требует текстового сопровождения — это уже не очень современно. У меня был спор с одним куратором. Я ему пытался объяснить, что такая форма искусства часто является неуважением к публике. Человек, который по тем или иным причинам не имеет возможность прочитать сопроводительный текст, не может такое искусство в полной мере воспринять. И возникает конфликт. Такого человека объявляют недалеким, недоразвитым, а он, возможно, член Академии наук, физик, например. И в чем же он недоразвит? Это же очень странно, мягко говоря.

Ты мне напомнил известный эксперимент, проведенный группой физиков из США. Ученые мужи развлеклись тем, что, обнаружив, как применяют математические формулы такие философы, как Делез и Лакан, просмеявшись, принялись генерировать бессмысленные «философские» тексты, состоящие из случайно слепленных терминов и математических формул. И эти статьи печатались на ура в философских журналах. Позже они выпустили книжку с разоблачением. Очень ценный труд, на мой взгляд.

К сожалению, искусство очень часто является профанацией. И это очень видно заточенному взгляду. Это стремление быть гипертрофированно элитарным. Театр тоже искусство элитарное уже в силу того, что театральное здание не способно вместить много людей. Сейчас искусство в принципе явление элитарное.

Проблема, возможно, в том, что деятели современного концептуализма, живут так, будто противостоят некоему массовому искусству, которого давно нет. Скажи, какую роль ты отводишь системному образованию в становлении художника?

Я считаю, что системное образование важно. Но, опять же, в сочетании с профессиональной атмосферой, которая должна окружать молодого художника. Если заниматься исключительно искусством в академии и не иметь продолжения этому на улице или в компаниях, то, мне кажется, это не работает. Системное образование еще тем хорошо, что эта атмосфера в этих заведениях и рождается. Вот пример. С товарищами по КЮИ мы сформировали группу Музей и создавали в Пушкинском музее инсталляции и перформансы, посвященные выставкам в музее. Так через образование произошло образование нас как группы и образование каждого из нас как явления. Еще одно важное направление, которым я занимаюсь — музейная деятельность. Как арт-директор я сотрудничаю с Московским музеем дизайна. И это тоже пошло от образования в Пушкинском музее.

Сейчас есть разные формы образования. Я выходец из академической школы. И уверен, что такая вещь как занятие рисунком — огромное подспорье в художественной жизни, если не её основа. Умение мыслить графическими образами без занятия рисунком кажется невозможным. И я прошу студентов рисовать, фиксируя свои идеи в виде эскизов. Это часть программы. Компьютерные технологии — это прекрасно, но нужен баланс между тактильным визуальным и виртуальным визуальным, его нужно соблюдать. Мы занимаемся материальной культурой, и образ должен материализоваться.

Какие перспективы развития театрального искусства и событийного дизайна ты видишь в предстоящей перспективе изменения общей экономической ситуации?

Я понимаю, что ситуация с пандемией показала нам следующее — абсолютный вакуум общения в конечном итоге привел к буму на разного рода события, которые люди сами себе устраивали. Ты спрашиваешь про экономику, но это значит, что появится какая-то новая экономика производства этих событий. При всех панических настроениях, которые есть в последний год, мы понимаем, что что-то будет и дальше, но как-то иначе, не так как мы привыкли. Я оптимист в этом отношении, понимая, что вода дырочку найдет. Это даже не будут другие формы, это будет какой-то новый состав.

Мог бы ты как-то ясно объяснить молодому художнику, почему ему стоит связать свою жизнь с театром?

Я бы сказал ему следующее. Театр — это синтетическое, универсальное искусство, которое не знает границ своего развития. Ведь количество сочетания театральных элементов неисчислимо: архитектура, живопись, скульптура, хореография, музыка, свет. Можно еще перечислять. Важно то, что художник из этих элементов создает новые миры. Я не сторонник театра, воспроизводящего действительность. Отражение современности, в моем представлении, должно сопровождаться созданием нового мира. Но я не мыслю себя демиургом. Важно, что новый мир создаётся не только тобой. Демиургическое чувство особенно свойственно архитекторам. Они создают некую мир-систему в виде домов, городов и даже стран. Я за архитекторов всегда переживаю. Им очень сложно с этим бременем. В театре сотворение мира выглядит иначе. Это сотворчество многих цехов и людей. И это дарит особенное чувство сопричастности чуду.

Ты учишь, «воспитываешь» новое поколение театральных художников, ивент дизайнеров. Можешь рассказать, как построена программа, чему учат на направлении «Ивент—дизайн. Театр. Перформанс» ?

На нашем профиле обучают художников театра, дизайнеров событий. Если выражаться шире, то мы готовим специалистов по работе с пространством и временем и человеком в пространстве и времени. Студенты становятся театральными, работающими со всевозможными элементами культуры и искусства — архитектурой, живописью, скульптурой, кинематографом и прочими экранными искусствами, со временем, с текстом, с музыкой, со светом, с человеческой фигурой и костюмом и многим другим.

Умение владеть всеми этими инструментами, соединяя их в одно пространство, будь то пространство театрального спектакля или любого другого события, даже дегустации вина, — это то, чему мы хотим научить и учим наших студентов.

Как ты выстраиваешь коммуникацию со студентами?

Мы работаем со студентами как соратники и сотрудники. У нас проектный принцип образования. Мы вместе проходим путь каждого произведения, которое выходит из рук наших студентов. От теории к практике. От проекта к законченному произведению. Это прохождение студентами всех перипетий художественного творчества с помощью опыта нас, старших товарищей.

Какие проекты делают студенты и какие карьерные перспективы открываются перед выпускниками направления?

Студенты делают проекты самого разного характера: мы занимаемся разработкой проектов театральной сценографии и костюмов, проектированием разного рода событий — выставочные пространства, ивенты, уличные шествия, перформансы — это широкий спектр работы со средой, с дизайном пространства, с арт-объектами, работы с костюмом.

Мы готовим специалистов широкого профиля, но каждый студент может выбирать наиболее интересное ему направление. Мы обучаем студентов так, чтобы они обрели универсальную профессию.

В чем ты видишь творческое развитие своих выпускников и в чем уникальность направления «Ивент-дизайн. Театр. Перформанс»?

У нас универсальное направление, оно формирует по-настоящему междисциплинарных художников, которые получают базу знаний в разных дисциплинах: сценография, костюм, экранные искусства. Мы касаемся самых разных нюансов и областей современного искусства, и, набирая этот багаж, каждый из студентов может выбрать более узкую специальность, при этом оставаясь универсальным художником.

13 мая в 12:00 приглашаем вас на день открытых дверей программ бакалавриата Школы дизайна: программы «Дизайн» и «Мода».

Адрес: Культурный центр НИУ ВШЭ (Покровский бульвар, 11с6, вход 4)