Дом Центросоюза (по проекту Ле Корбюзье)

«У Корбюзье то общее с Люфтваффе, что оба потрудились от души над переменой облика Европы. Что позабудут в ярости циклопы, то трезво завершат карандаши». Иосиф Бродский

Ле Корбюзье существует как бы в двух ипостасях. Первый — тот, кому мы обязаны хрущевками и тяжеловесным советским модернизмом. Второй — тот, кем до сих пор восхищаются на Западе, издавая бесчисленные монографии и изучая его творчество. И у кого-то может закрасться мысль: «А уж не за то ли его боготворят в Европах, что он испортил жизнь несчастным гражданам Советского Союза?»

Мысль заразительная, потому что дает простое объяснение, сводя две ипостаси Корбюзье в одну, злобную и бесовскую. Но неверная. Корбюзье ценили и ценят — и на Западе, и в СССР и в современной России — как раз за то, что он творил для людей. Только не для тех, что рассматривают дома снаружи, восхищаясь их формами и декором, а для тех, которые живут и работают в них. Комфорт жильцов (хотя и в довольно аскетическом смысле), забота об их здоровье и благоденствии — такими были цели швейцарского архитектора, именно такую задачу преследовали составленные им «Пять отправных точек архитектуры», впервые опубликованные в журнале «L’Esprit Nouveau» в 1926 году:

1. Столбы-опоры. Дом приподнят над землей на железобетонных столбах, при этом освобождается место под жилыми помещениями — для сада или стоянки автомобиля.
2. Плоская крыша-терраса. Вместо традиционной наклонной крыши с чердаком под ней — плоская крыша-терраса, на которой можно разбить сад или создать место для отдыха, занятий спортом и прогулок.
3. Свободная планировка. Поскольку стены больше не являются несущими (это обеспечивает железобетонный каркас), внутреннее пространство полностью освобождается. Перегородки можно ставить и убирать в соответствии с текущими нуждами.
4. Ленточное остекление. Благодаря отсутствию несущих стен, окна можно сделать практически любой величины и конфигурации, в том числе свободно протянуть их лентой вдоль всего фасада.
5. Свободный фасад. Опоры устанавливаются внутри дома. Наружные стены могут при этом быть из любого материала — легкого, хрупкого или прозрачного, и принимать любые формы.

Частично эти принципы были озвучены и применялись ранее, но Корбюзье свел их в единую систему.

Для чего все это было нужно? В первую очередь — для физического здоровья. В 1920-е годы последствия Первой Мировой сказывались, в том числе, и в виде болезней. Свирепствовал туберкулез. Предложенные Корбюзье принципы обеспечивали максимальную инсоляцию и вентиляцию помещений, да еще и возможность отдохнуть на крыше. При этом не было необходимости жертвовать внешним обликом здания — стены можно было украсить как душе угодно. Но сам Корбюзье, как правило, не делал этого из экономии, которая опять-таки была следствием послевоенной разрухи.

В 1920-х годах в СССР был НЭП — Новая экономическая политика. Она предусматривала, в частности, развитую сеть потребительских кооперативов. Для координации их деятельности была создана организация под названием Центросоюз. Масштабной конторе нужно было соответствующее по размеру здание. Место для него было выбрано в 1925 году по предложению архитектора Бориса Великовского — между Мясницкой улицей и планируемым к прокладке проспектом. Проложен он был был, правда, лишь при Брежневе, а в 1990 году получил имя Академика Сахарова. Но планировался очень давно, и один из фасадов дома Центросоюза и других офисных зданий должен был выходить на него.

Великовский и выиграл первый конкурс на строительство, проведенный в 1928 году. Затем был организован еще один, с участием в том числе и иностранных архитекторов. Его победителями стали два проекта: Ле Корбюзье и группы советских архитекторов, в которую входили братья Веснины, Иван Леонидов и другие. Наконец, 20 октября было решено устроить третий конкурс с учетом результатов двух первых. В нем, помимо прочих, участвовали Мис Ван дер Роэ, Петер Беренс и Иван Жолтовский. Победил в итоге проект Ле Корбюзье, названный самым изящным и легким. Описание проекта вместе с фотографиями макета было опубликовано в том же 1928 году в журнале «Современная архитектура» (№ 6).

Подготовка места под строительство была начата при непосредственном участии Корбюзье, а вот за самим строительством, стартовавшим в 1931 году, швейцарец наблюдал из-за границы, так как разругался с советскими властями по поводу Дворца Советов. Конкурс проектов на его возведение прошел в Москве в 1931 году.

Корбюзье презентовал свой проект со вкусом. Ассистенты вынесли макет, накрытый тканью, и контрабас. Маэстро взял контрабас и исполнил на нем «Интернационал». Но не до конца — последние ноты он сыграл на струнах, предварительно вмонтированных в макет. На Сталина, впрочем, это впечатления не произвело. По легенде, он иронически спросил у переводчика: «А „Сулико“ он так может сыграть?». Но проект был отвергнут не поэтому. Изменилось время, и на смену конструктивизму шел «сталинский ампир» — монументальная пропаганда, возвещающая миру о мощи социалистического государства. В этом духе и был выполнен победивший проект советского архитектора Бориса Иофана.

Корбюзье был огорчен не столько своим поражением, сколько стилем, в котором был выполнен победивший проект. Он называл его «предательством идеалов архитектуры» и сравнивал с пафосными постройками монархических режимов. Он даже написал Сталину, призывая его забраковать проект Иофана. Сталин совета не оценил, и вскоре архитектурный авангард был объявлен в СССР «упадническим» и «чуждым идеалам пролетариата», а проект Корбюзье газета стала иронически называть «ангаром для съездов».

Тем не менее, строительство Дома Центросоюза началось по проекту Корбюзье, и он руководил им из-за рубежа, передавая указания через советского архитектора Н.Я. Колли. Завершено оно было в 1936 году. Корбюзье порывался в том же году приехать в СССР и посмотреть, что же в итоге получилось. Он написал братьям Весниным с просьбой поспособствовать его визиту, но он так в итоге и не состоялся.

А здание получилось хорошим, хотя и не во всем таким, как задумывал месье Жаннере-Гри (надо хоть раз назвать его настоящим именем и напомнить, что «Ле Корбюзье» — псевдоним, взятый в честь деда). Ряд изменений произошли по завершении строительства. Так, часть первого этажа, вопреки принципам Корбюзье, застеклили, но было это уже в 1975 году. А в 1936 году, когда постройка была закончена, автора могла бы раздражать, например, излишне богатая отделка. Стены были облицованы розовым армянским туфом, чего Корбюзье себе никогда не позволял. Признаки «роскоши» (впрочем, весьма, умеренной) были и внутри. Так, несущие колонны производили вид мраморных. На самом деле это был железобетон, покрытый венецианской штукатуркой. Тоже недешевой, но несравнимой по цене с мрамором.

Корбюзье предлагал навесные герметичные стеклянные стены-экраны с вакуумом между двумя слоями стекла для улучшенной теплоизоляции внутренних помещений. Вдобавок к этому в здании предусматривалась внутренняя система аэрации. Это также было сделано не полностью — в основном из-за нехватки средств. Но в основном все соответствовало проекту, в том числе и любопытные внутренние детали.

Так, колонны были не только круглые, но и овальные. Не только эстетики ради, но и пользы для: в первых размещалась лишь одна несущая двутавровая балка, а во вторых — две, а вдобавок еще и водосточная труба. А в одной из колонн был предусмотрен аварийный выход. Размещается он под конференц-залом и ведет в кинобудку. Дело в том, что нитроцеллюлоза, из которой в 1920-е годы изготавливалась кинопленка, могла воспламениться даже при неосторожной перемотке, так что пожар был отнюдь не теоретической опасностью. Предусмотрительный архитектор оставил киномеханику путь отхода.

Дом Центросоюза известен в народе как «дом без лестниц». Это не так — лестницы в нем есть — только не с центрального входа, а в основном небольшие винтовые лесенки, подобные тем, что ведут на кафедру проповедника в готических соборах. Основной способ перемещения между этажами — пандусы, расположенные под небольшим углом в 14 градусов. По поводу их появления есть легенда: Ле Корбюзье был близорук и потому боялся лестниц, вот и сделал вместо них пандусы. За достоверность ее не ручаемся, тем более, что называется и другая причина. Конторское здание предусматривает огромный документооборот, а по пандусам можно возить целые тележки с документами. Помимо этого, они использовались и для гонок на креслах с колесами — в гораздо более поздние времена и когда начальство не видело.

Помимо лестниц и пандусов в здании был лифт необычной конструкции. Он представлял собой нечто вроде колеса обозрения, спрятанного в стену: вереница кабинок двигалась безостановочно в двух расположенных рядом колодцах. В одном — наверх, в другом, соответственно, вниз. Подобный лифт «засветился» в фильме Леонида Гайдая «12 стульев» — в той сцене, где мадам Грицацуева гоняется за Остапом в редакции газеты. Правда, снималась она в другом московском здании — доме Народного Комиссариата Земледелия (Наркомзема), но система точно такая же. Называлась она «Патерностер» — не по имени изобретателя, а потому что «Патерностер» по латыни — «четки». Их и напоминали «нанизанные» друг за другом кабинки. При этом существует байка, что истинная причина в другом. «Патер ностер» в буквальном переводе — «Отче наш», основная христианская молитва. Для отсчета ее повторений и применялись в основном четки. Так вот, некоторые считают, что лифт был настолько опасен, что каждый пассажир, входящий и выходящий из него, читал про себя молитву, чтобы не быть ненароком покалеченным двигающимися без остановки кабинками. Документальных подтверждений тому нет, а сходство названий четок и молитвы итальянец Поджо Браччолини еще в XV веке обыгрывал в своих фацетиях (фацетия CCXIV «Что угоднее богу — слово или дело». См., например, здесь).

Как упоминалось выше, дом Центросоюза (позже — Минлегпрома, ЦСУ, а ныне в нем размещается Росстат) — единственный осуществленный проект Корбюзье в СССР. Но это — официально. Но поговаривают, что Корбюзье принял участие в проектировании еще одного здания — корпуса МЭИ по прозвищу «Бастилия». Он был построен в 1929-32 годах и во многом напоминает дом на Мясницкой: те же плоскости стен с ленточным остеклением, «башня», благодаря которой он и получил прозвище, и те же лифты «Патерностер». Но официально его создавали лишь советские архитекторы: А. В. Кузнецов, В. Я. Мовчан, Г. Я. Мовчан, Л. Н. Мейльман, И. С. Николаев при участии В. Е. Коренькова, Н. П. Ильинского, А. В. Шведова и Р. Г. Чуенко.

Свои наработки, связанные с домом на Мясницкой, Корбюзье также использовал в зданиях Швейцарского павильона в Интернациональном студенческом городке в Париже в 1930-32 годах (столбы-колонны и сплошное остекление фасада) и Министерства здравоохранения и образования в Рио-де-Жанейро, созданного им совместно с Л. Костой и О. Нимейером и построенного в 1936 году (те же колонны и витражные остекления, разделение блоков по функциям). Идейно примыкает к ним и послевоенный (1946) корпус Секретариата ООН в Нью-Йорке. Так что «родственники» у Дома Центросоюза не менее знаменитые, чем он сам.