Музеи и выставки — это не только пространства для демонстрации коллекций, но и тщательно выстроенный маршрут, где технологии, драматургия и сценография создают для посетителя уникальный опыт. За последние десять лет в музейном проектировании появились новые подходы: от переосмысления традиционных принципов экспонирования до поиска радикально новых форматов.

Юлия Шереметова и Лана Герасимова обсудили, как меняется музейная архитектура, какие законы композиции остаются неизменными, какие приёмы становятся знаковыми и как рождается путь от идеи до инсталляционного решения.

Лана: Когда мой путь в экспозиционном дизайне только начинался, в музейных пространствах уже активно использовали технологии, в особенности мультимедийные. Это и медиа-арт, как самостоятельное произведение или фоновое сопровождение. Это и технологичные декорации или сценические решения, раздвигающие рамки пространства.

Неизгладимое впечатление на меня оказал в 2016 году Рурский музей (Ruhr Museum), расположенный в Эссене в здании бывшей шахты. Работали над ним Рем Колхас и Heinrich Böll Architekten. Помню, как впервые я оказалась у главного входа бывшей шахты Цольферайн: строгие, индустриальные линии фасада, ржавчина на стальных лестницах. И это невероятное чувство: я не в музее, я в прошлом, которое не умерло, а стало декорацией и содержанием одновременно. 

Меня встретила гигантская эскалаторная лента, тянущаяся в темноту вверх по фасаду. Подъем — почти как погружение, но не вниз, в шахту, а вверх, к её памяти. Этот вход работал как метафора: раньше уголь доставали с глубины, теперь — память поднимается к нам.

У Рурского музея интересная логика экспозиции. В отличие от привычных горизонтальных выставок, где ты идёшь по этаже от одного зала к другому, здесь тебя проводят сверху вниз по слоям истории, от природы и истории индустриализации, к науке и культуре. Каждый слой (уровень) контрастно разный. Есть светлые, современные и почти стерильные. А есть тёмные, как пещеры.

Раньше экспозиции строились по принципу энциклопедии: от А к Я, по эпохам, стилям, авторам. Теперь истории усложнились. Они могут распадаться на фрагменты, слои, темы. Мы как зрители можем выбрать «голос объекта» и собственный маршрут. Можем уйти от основной истории в параллельные нарративы.

Раньше музей транслировал знание сверху вниз. Теперь он стал посредником между объектом, историей и человеком. Музей становится платформой, где можно услышать разные точки зрения, а не только «голос институции». 

Сначала мне казалось, что в таком индустриальном храме, полном бетона, железа и ржавчины, любая проекция или экран будет выглядеть чуждо, как айпад в шахтёрской забойке. Но именно здесь я поняла, что мультимедийные технологии могут не вытеснять историю, а становиться её голосом. Они здесь не спорят с пространством, а встроены в маршрут, как гид. Проекции подсказывают, где остановиться, где ускориться, где задержаться. Это полностью срежиссированный ритм восприятия.

Самым главным скачком в новом музейном проектировании стало непосредственное отношение к посетителю и его опыту. Теперь мало  создать зонирование, разместить экспонаты согласно кураторской концепции, подготовить подробные аннотации. Наш опыт посещения музеев — это больше не линейное повествование, а история вовлечения. Мы как посетители проживаем разные сценарии: предвкушение, драма, кульминация. 

Конечно, музей, как и прежде, — это в первую очередь институция с коллекцией, перед которой стоят цели сохранения, научные и исследовательские цели. Но ещё музей теперь отвечает на вопросы: зачем, кому и как это наследие правильно интерпретировать. Музей не просто «показывает прошлое», он вступает в разговор с настоящим — и даже проектирует будущее. 

Из этого запроса в музеях появляется множество новых инсталляционных приёмов. Например: панорамные видеоинсталляции и кинематографический монтаж на 180° или 360°, которые погружают в события. 

Интерактивные и мультитач-столы превращают зрителя в участника, открывают «скрытые» уровни информации. Например, в Еврейском музее в Берлине можно «разговаривать» с предметами быта через тактильный экран, где каждый предмет «рассказывает» свою историю. 

А есть ещё почти театральные выразительные элементы, которых можно добиться с помощью мультимедиа. Работа с пустотой и нематериальными медиа, тёмные залы, световые линии, дым, проекции на пар, создание драматургической паузы. Например, в музее AТОМ на ВДНХ ты сначала идёшь по «чистой» зоне науки, потом проваливаешься в тёмную часть — последствия катастроф. Свет, звук, проекции — всё работает как монтаж. 

Эта экспозиция оформлена по принципам драматургии, как спектакль. Пространство делится на «акты» и «сцены». Такой подход делает посещение похожим на научно-фантастический фильм или театральную постановку. 

Юлия: Прежде всего, Школа дизайна — часть большого университета. Наши студенты получают комплексное университетское образование и находятся в контексте актуальной культурной среды. Это помогает им создавать проекты, которые отражают современность и отвечают запросам общества.

Образование строится на проектном подходе: студенты работают с реальными брифами от заказчиков и решают практические задачи. Такой опыт учит их находить эффективные решения в настоящих условиях.

Мы также развиваем у студентов критическое мышление и умение работать в команде — качества, которые помогают быстро адаптироваться и успешно работать в меняющейся сфере.

Лана: Мой путь в каждом проекте я бы оценила как студенческий: на каждом объекте ты учишься чему-то новому, а под конец защищаешь диссертацию. Первый этап проектирования — конечно, изучение объекта. Затем — знакомство с художниками и кураторами, работами и инсталляциями, проект будущего наполнения. Проект главным образом зависит от вместимости и пути пользователя. Архитектор обладает пространственным мышлением и помогает авторам передать впечатления. 

Притом иногда архитектор работает с энигмой, как это было в моем опыте с Венецианской биеннале в 2017 году. У меня не было возможности увидеть будущие работы вплоть до самого открытия биеннале, так как художники не раскрывали карты и не могли поделиться даже эскизами. Но они так искренне и подробно передавали свой замысел, что вопросов и сомнений не возникало. Художник в этом случае — полноценный автор экспозиции, архитектор играет больше техническую роль, помогает соблюсти необходимый маршрут и пути, углы обзора и заложить правильно поставленный свет. 

Чему меня научил этот проект: мы часто забываем про производственные процессы. Размещение оборудования, разгрузка-погрузка, монтаж. На этапе проектирования и замеров нужно продумать сценарии разгрузки всех необходимых инсталляций и их частей. Скажем, в венецианском павильоне нет широких ворот или погрузочных лифтов, зато есть исторические двери с мощными выносными петлями, которые усложняют разгрузку крупногабаритных экспонатов.

Атомариум любопытен по другим причинам: это полностью интерактивный проект, который рассказывает о физических законах Земли и устройстве Вселенной. Предварительно был готов список экспонатов и тем. На изучение каждого экспоната  — от смысла до механики — уходило по полдня или больше, а их было около 30 штук. Инженеры, физики, химики трудились над созданием этого зала, и так горели своим делом, что это было заразительно и вдохновляюще. Как часто архитектор сидит в лаборатории и тестирует инертные газы в поисках нужного свечения и момента «спрайтика», который задержится на стальной проволоке? А именно это нужно, чтобы показать процесс термоядерного синтеза. 

Юлия: Теоретическая база в нашей школе включает историю, теорию архитектуры и понимание культурного контекста. Это помогает студентам глубже осознавать задачи и создавать обоснованные проекты.

Практика строится на освоении современных инструментов и технологий — цифровой визуализации, интерактивных решений, нейросетевых возможностей и других актуальных методов. Студенты учатся применять эти навыки на реальных проектах, что помогает им уверенно работать и быстро реагировать на запросы клиентов.

Лана: В любой форме искусства есть свои фундаментальные правила и законы. Музей перестает быть храмом. Мы в бюро Pitch считаем, что музей — это теперь лаборатория идей.

С нетерпением ждала V&A East Storehouse — он открылся 31 мая 2025 года.

Это не привычный музей с залами и витринами, а многоуровневый склад-галерея площадью 16 000 м², где 250 000+ артефактов размещены открыто на стеллажах. Это индустриальные стальные конструкции, стекло, бетон и обнажённые механизмы от Diller Scofidio + Renfro в сотрудничестве ​​с Austin-Smith:Lord. Функция — закулисье классического музея и институции.

Консерваторские лаборатории, склады, научные читальни открыты целиком публике. Гости буквально «дышат тем же воздухом», видят и взаимодействуют с научными процессами. В центре комплекса можно увидеть встроенные крупные инсталляции: купольный потолок из Толедо (XV в.), интерьер Фрэнка Ллойда Райта, фрагмент Robin Hood Gardens. 

Здесь логичным образом отказались от линейного маршрута, и посетители свободно блуждают. Посетитель как исследователь, учёный, участник выбирает свой путь и может заказать объект не только на просмотр, но и на изучение при поддержке кураторов и научных сотрудников. Тематическая логика выстроена на эклектике и сюжетном соединении объектов по ассоциации, а не по хронологии или географии.

V&A East Storehouse переопределяет, что такое музей: он превращается из пассивной галереи в динамичный, открытый, исследовательский и интерактивный культурный центр. Это радикально, вдохновляюще и вызывающе.

Юлия: Боюсь прозвучать цинично, но сегодня выставка как событие существует в жесткой конкуренции не только с другими выставками, но и с огромным потоком разнообразного контента вокруг нас. Мы должны понимать, что человек, который выбирает пойти на выставку, принимает решение среди множества альтернатив — фильмов, театров, онлайн-материалов и других развлечений и тратит свой ценнейший ресурс — время. Важно задать себе вопрос: что именно посетитель должен почувствовать и какие знания или эмоции унести с выставки? На этот вопрос должны отвечать кураторы и архитекторы — это очень ответственная и сложная задача.

Музей уже давно стал диджитал-пространством, но всё-таки не стоит сбрасывать со счетов, что это прежде всего физическое пространство. Но на мой взгляд, будущее музейного пространства и экспозиционного дизайна будет строиться на балансе между ярким визуалом и глубиной смыслов. Люди по-прежнему любят интерактивные, быстро меняющиеся впечатления, но современные методы экспонирования не могут быть единственным смысловым центром. Важно, чтобы в основе лежал сторителлинг, глубокие смыслы и бережное отношение к культурному контексту — музей не должен быть просто развлечением. Здесь нужны уместность и вкус.

Важно также сохранять связь с реальностью через тактильность, работу с масштабом и светом — тем, что не работает в виртуальным пространстве. 

Интересно также, как большие данные меняют проектирование пользовательских маршрутов. Анализ поведения посетителей помогает создавать персонализированные, удобные пути, адаптировать экспозиции под интересы аудитории и улучшать навигацию. Это открывает новые возможности и ставит перед дизайнерами задачи, требующие сочетать технологическую грамотность с культурной чуткостью.