Немецкий связной: от Boney M до Rammstein

Boney M, Scorpions, Modern Talking, Rammstein — немецкие рок и поп-коллективы в разное время приобретали статус едва ли не народных групп у русскоязычной аудитории. Андрей Бухарин прослеживает краткую хронику этой влюбленности в музыку из Германии, высказывая предположение об особом влиянии немецкого вкуса на российских меломанов последних десятилетий.

Что русскому хорошо, то немцу смерть — гласит известная поговорка, и как часто бывает с народной мудростью, врет. Во всяком случае, если прочитать ее в обратном порядке и применить к музыкальным вкусам нашей публики, как известно, сильно отличающимся от английских и американских. Конечно, англофилы, молящиеся на все, что происходит в Лондоне, у нас всегда имелись, являя собой небольшую, но сплоченную группу — они всегда были питательной базой такого странного явления, как русский брит-поп. А вот любителей чисто американской музыки, будь то великий Боб Дилан, южный рок или кантри, в доинтернетовскую эпоху пересчитать можно было по пальцам. Дело не только в естественных национальных особенностях уха, но и в том, что в случае с западной музыкой наша публика в советское время формировалась под сильным влиянием именно немецкого вкуса.

Восточная Германия, ГДР, была сателлитом Советского Союза, там базировались ударные силы Западной группы советских войск, и наши офицеры вывозили оттуда не только дефицитные сервизы «Мадонна» и мебельные гарнитуры, но и пластинки, и впечатления от просмотра тамошних музыкальных программ. Более того, знаменитая программа «Мелодия и ритмы зарубежной эстрады», которой советского телезрителя баловали по праздникам, вроде Нового года или Пасхи (чтобы отвлечь молодежь от походов на крестные ходы, куда она правда шла в основном, чтобы напиться и подраться), составлялась как раз из немецких телепередач. Вот оттуда и пошла стойкая любовь нашего народа к немецким группам: лучший пример — Boney M, ставшими русским народным коллективом наравне с Deep Purple. Даже из английской музыки многое просачивалось к нам именно через немецкий фильтр, например, как популярнейшая в СССР группа Smokie, имевшая у себя на родине довольно скромный успех.

Так нью-йоркская музыка диско была услышана у нас в ее чисто немецком изводе — Supermax, Chilly, Dschinghis Khan и, конечно же, Boney M — последние в свою очередь тоже держали Россию в уме, спев сакраментальное: «Распутин, рашен секс машин».

Британский неоромантический нью-вейв воплотился у нас через народную любовь к немецкой группе Alphaville, клонировавшей ее идеалы с опозданием в несколько лет, а из самих англичан народ выбрал Ultravox, коллектив который сам искал вдохновение в Германии, в кельнской студии электронного продюсера Конни Планка.

New Wave Of British Heavy Metal тоже донесла свои громокипящие волны до наших границ через Германию — в виде тевтонской уже группы Accept, тоже отвечавшей России взаимностью (чего стоят только казацкие папахи на обложке диска «Russian Roulette» или метал-версия «Славянского марша» Чайковского из альбома «Metal Heart»).

Примеров можно приводить множество, но объяснять все только практическими причинами, вроде вышеизложенных, недостаточно. Русских с немцами, хоть они и воевали друг с другом два раза за одно столетие, всегда связывали особые отношения, больше всего похожие на любовь-ненависть. Даже не вдаваясь глубоко в эту серьезную тему, достаточно вспомнить Петра Великого и Лефорта, полунемецкую кровь династии Романовых, пруссофила Павла I, Маркса с Энгельсом, на долгие 70 лет ставших языческими богами русского народа, пломбированный вагон Владимира Ильича или, наконец, новейшего «отца нации», в молодости проходившего «школу жизни, школу капитанов» именно в Германии.

Но вернемся к нашим баранам, то есть, к популярной музыке. Разумеется, бывали в наших музыкальных вкусах и другие поветрия, помимо немецкого фильтра, как-то: популярность финской сцены, моды на Японию, вечно живая любовь к Парижу и французской культуре, перманентные приключениям итальянцев в России и, разумеется, Лондонград, куда когда-то вели все дороги образцового хипстера.

Но основополагающим мне все же видится немецкое влияние. Немцы всегда умудрялись делать что-то такое, что переводило британский рок и поп, во многом базирующийся на афроамериканской музыке, в нечто доступное и понятное русскому слушателю — без черного грува или, скажем, английской тонкой нюансировки. И эта прямолинейная, убедительная простота вызывает у меня не слишком корректные ассоциации с немецким порно — ну как иначе назвать ту попсу, которую Германия десятилетиями поставляет на наш музыкальный рынок, будь то евродиско 80-х (Modern Talking, Blue System, C.C. Catch и так далее) или, скажем, евродэнс 90-х, который перевел на элементарный гопнический язык экстази-озарения британского рейва.

Скажу больше, — Германия, если задуматься, доводила до своего логического предела чуть не все крупные стили, рождавшиеся из англо-американского симбиоза, развивала их до той черты, за которой наступало уже совершенно ницшеанское Ничто. Взять, к примеру, индастриал-рок после Rammstain. И характерно ведь, что Rammstein в 2000-2010-х стал в России по-настоящему народной группой.

Смотрим далее: весь хард-рок с хэви-металлом и их пауэр-балладами до предела довели Scorpions, одна из популярнейших в мире групп в этом жанре. А вся нью-вейв романтика глянцевых 80-х нашла свою роскошную могилу в Modern Talking, коллективе невероятно популярном в свое время в России.

Все эти стили приходили из Англии и адаптировались немцами с опозданием в несколько лет. Что же Германия дала популярной музыке своего, оригинального? Справедливости ради, надо сказать, что им есть, чем гордиться. Во-первых, это так называемый краут-рок, который объединил под этим насмешливым ярлыком (краут — «ботва», «капуста», он был придуманным ничего не понявшими тогда англичанами) очень разные группы, игравшие в 70-е ни на что не похожий, экспериментальный, психоделический рок (Can, Neu!, Amon Duul, Faust). В 90-е его открыли заново, и по сей день краут воздействует на умы молодых музыкантов.

И во-вторых, конечно, — электронная музыка, очевидный продукт высокотехнологической Германии с ее мощной промышленностью и наукой. Здесь немцы не перенимали нового у англичан, а наоборот, сами воздействовали на всю западную музыку. Это и дюссельдорфцы Kraftwerk, краеугольный камень всей современной электронной музыки, и берлинская школа авангардистов и первых космических синтезаторщиков 70- х: Cluster, Tangerinе Dream, Клаус Шульц, а также мюнхенский Popol Vuh и несчастный, рано и нелепо погибший гений Вольфганг Рихман. Но все это уже отдельная история.