По вопросам поступления:
Бакалавриат (доб. 710)
Магистратура (доб. 703)
Онлайн-бакалавриат (доб. 709, 711)
Дополнительное образование (Москва — доб. 705, 706, 712, Санкт-Петербург — доб. 701)
Детская школа (доб. 707)
С понедельника по пятницу
с 10:00 до 18:00
По общим вопросам
В рамках занятий по сторителлингу студенты Школы дизайна взяли интервью у художников, ученых, актеров, режиссеров, музыкантов и других значимых в сфере искусства и науки людей. Масштабный учебный проект под руководством журналиста, писателя, куратора Школы дизайна Игоря Шулинского реализовали студенты I курса профиля бакалавриата «Медиа и дизайн».
Игорь Шулинский, куратор курса о проекте: «Со студентами первого курса мы затеяли, как нам изначально казалось, авантюрный проект. Авантюрный, потому что он казался наглым и недосягаемым. Изучая жанры журналистики, мы столкнулись лицом к лицу с интервью. Интервью — пожалуй, самый сложный жанр. Он предполагает знание тактики, стратегии, психологии, стиля... Но главное, нужно быть смелым и решительным. Ведь вчерашним школьникам нужно было отправиться на встречу с реальными звездами и сделать с ними настоящий, правильный текст. А еще надо помнить, что интервью — это всегда война, потому что нужно добыть информацию, которую люди не всегда хотят предоставлять.
Можно сказать, что мы изучали искусство самураев, правда, с филологической точки зрения. Из более, чем 60 интервью я отобрал 47: с хип-хоперами, учеными, художниками, актерами, режиссерами, музыкантами, продюсерами. И мне действительно приятно, что некоторые из этих крайне закрытых людей, сумели распахнуться пред нашими студентами. Я горд за наших первокурсников, честное слово».
Публикуем следующий материал проекта. Интервью у журналистки, телеведущей, креативного продюсера телеканала «Дождь» Анны Монгайт взяла студентка Алиса Синяева:
— Анна, здравствуйте. Хотелось бы узнать, с чего началась ваша карьера тележурналиста?
— Я родилась в семье журналистов, мой отец — журналист, и вокруг всегда были журналисты. Окружение очень важно, это иллюзия, что людям легко принять принципиально иные решения, чем те, которые они видят с детства — попасть в какие-то чужие среды.
Когда мне было 13 лет, я пошла работать в детскую газету «Глагол», которую издавали подростки при государственной инициативе. На самом деле, это было такое место для хэдхантинга — там постоянно находили детей или подростков для различных молодежных проектов, в том числе для известного телепроекта «До 16 и старше», который шел на «Первом Канале». Его делали взрослые, солидные, умудренные опытом, старой закалки тележурналисты, но туда все время набирали детей, которые якобы сами вели эфиры, сами занимались репортерской работой и так далее. Тогда я впервые попробовала поработать в кадре, но на меня это не произвело большого впечатления, потому что, когда ты манипулируем старшими, это никогда не цепляет.
— А расскажите о жизни в Одессе.
— Я родилась в Одессе. Одесса — это такая сильная почва, очень патриотически настроенный город, таких на самом деле мало. Одесситы влюблены в свой город, говорят на своем специфическом языке, который гарантирует местным чувство юмора, любят свою историю, страшно снобски относятся к приезжим, несмотря на то, что город курортный и живет туристами. В Одессе какое-то сильное обаяние, какое бывает в морских городах, где матросы, где свобода, где меньше ощущается давление сверху.
Когда в 9 лет я переехала в Москву, то почувствовала, как ужасно быть иным, непохожим. У меня тогда, как раз был тот самый знаменитый очень сильный акцент и одесское образование, которое совершенно не соответствовало московским параметрам. В общем, это было тяжело, в то время я столкнулась с буллингом. Но до сих пор своей родиной я ощущаю Одессу, а не Москву. Москва — прекрасное место для работы, а Одесса — чудесное место для того, чтобы там родиться.
— Вы знаете украинский язык?
— Когда я жила в Одессе, украинский преподавали в школе как второй язык, как во всех национальных республиках, но так как в Одессе никто никогда не говорил по-украински, то преподавание было очень слабым, и я практически ничего не помню. В городе говорила на суржике — сочетании разных местных диалектов, русского, немножко украинского, и каких-то слов из греческого. Но украинский учили, когда надо было поступать в вузы, потому что было необходимо его сдавать.
— В тему образования: известно, что вы учились в МГУ, а потом ушли, не закончив. Почему?
— Я не училась, потому что все время работала. К тому моменту, когда я поступала, то уже работала и там и сям. Всю дорогу, пока мои сокурсники занимались в основном студенческой жизнью, я работала. Я чувствовала себя на порядок круче, чем сокурсники, хотя это не совсем правильно, потому что академические предметы на журфаке преподавались неплохо, но все, что касалось профессии, было очень архаичным. В какой-то момент я пропустила одну сессию, потом вторую, ушла в академ и уже не вернулась, хотя мне звонили и уговаривали доучиться. Им казалось очень неуместным, что студент, особенно успешный, бросает учебу. В итоге я заканчивала Российский Новый Университет. У меня в какой-то момент появилась мысль, что классно было бы получить образование, связанное с менеджментом и культурой. Я написала на эту тему диплом, но никаким образом дальше это в моей жизни не развивалось.
— А теперь немного о работе: что стало толчком к созданию программы «Женщины сверху»?
— Общественный запрос. Очевидно, что за последние полтора года женская тема стала важной. Еще недавно феминистки и все, что касается женского вопроса, всеми воспринималось как «низкая» история. Мало кто понимал, что такое феминистическое движение. Казалось, что феминистки — это неухоженные лесбиянки. А сегодня совершенно изменилось отношение к женщинам, отношение к женской роли и к женской самоидентификация. Если раньше шутить на женскую тему, говорить о том, что женщина не человек, о ее вторичности, отпускать неуместные сексуальные шутки казалось абсолютно нормальным и естественным для мужчин и спокойно воспринималось женщинами, то теперь самоощущение женщины изменилось, а так как женщин в мире много — больше половины, то они могут диктовать повестку. Это постепенное завоевание плацдармов, ведь когда-то и расизм казался абсолютно естественным, существовала бытовая сегрегация, когда в Америке белые люди ездили в автобусах спереди, а черные — сзади, и это казалось абсолютной нормой, все так жили. То же самое и с женщинами. Еще вчера казалось, что домогаться до женщины, не спрашивая ее желания, — это OK, а женщине априори это должно нравиться, а сегодня это уже кажется неуместным.
— Как вы думаете, почему в нашей стране тема харассмента не считается такой серьезной, как на Западе? Вот даже та громкая ситуация со Слуцким.
— Потому что наша страна позднее ко всему приходит — тоже эволюционирует, но значительно медленнее. В России об этом не задумывались еще года два назад, просто произошел момент накопления, и, конечно, движение «Me too» и история с Вайнштейном добавили смелости, потому что ну кто бы обратил на скандал со Слуцким внимание до истории с Вайнштейном? Еще несколько лет назад девушек, предавших ситуацию со Слуцким огласке, послал бы любой. А сейчас, хоть и кажется, что кардинально ничего не изменилось — Слуцкий даже не получил выговор в Думе, но ощущение недосказанности от ситуации, презрение, которым его обдает общество, — это уже результат. В какой-то момент девушки собрались и решили, что имеет смысл вытащить эту историю наружу. Хотя домогательств в Думе было значительно больше, но не все их коллегии, работавшие с депутатами, согласились об этом говорить.
— А как вы относитесь к масштабной акции «Me too»? Многие не верят в эти истории, из-за того, что все вылилось наружу одновременно. Многие также не верят в домогательства Кевина Спейси.
— А что ситуации с Кевином Спейси? Все подтвердилось: действительно, он домогался до многих, про него это было известно. Просто изменилась атмосфера в обществе: до какого-то момента это казалось естественным, жертвы были уверены, что нужно это терпеть. Кевин Спейси — звезда, а люди, к которым он приставал, — менее известные. Тоже самое Слуцкий — он большой начальник, а они — мелкие журналистки. Но после того, как все начали об этом говорить, стало понятно, что можно не терпеть. Конечно, были люди, которые относились к ситуации иронически — мы это наблюдали даже внутри журналистской среды. Есть такие мачистски настроенные журналисты, которые сначала подняли это на смех, а потом стало неловко шутить на эту тему, потому что они оказались в меньшинстве. Пока ты в большинстве, тебе просто, а когда в меньшинстве — пытаешься сам себя перенастроить.
— К вам самой когда-нибудь приставали?
— Разумеется, многократно. Но не могу сказать, что ко мне много домогались именно как к журналисту — на рабочем месте. Но сегодня уже снисходительное отношение к себе как к женщине, вызывает раздражение. Почему я как женщина считаюсь глупее и слабее? Таких вот прямо агрессивных домогательств, думаю, я бы не потерпела — конечно, в жизни они случались, но я как-то выкручивалась. До обращений в полицию не доходило, но ситуации неприятные, конечно же, были. Я думаю, они были у любой женщины, просто теперь женщины должны чувствовать себя смелее и не должны сомневаться в своей правоте в подобных ситуациях.
— Есть ли что-то, чего бы вы хотели добиться в жизни?
— Я бы хотела попробовать новые настройки профессии. Потому что с профессией сейчас происходит интересная вещь: она страшно устаревает, исчезает грань между профессионалами и любителями, все меньше ценятся профессиональные журналистские скиллы, и все большим спросом пользуются энергичные любители. Поэтому я бы хотела идти синхронно со временем, хотела бы осваивать новые грани специальности, чтобы не устаревать. Это очень серьезный челлендж, очень легко устареть будучи журналистом в традиционном его понимании. Конфликт нынешних теле- и youtube-профессионалов говорит именно об этом — люди, работающие в youtube, — любители, но собирают большую аудиторию, чем профессионалы. Так что главный профессиональный челлендж нашего времени — совместить в себе качества профессионала и аудиторию youtube.
— Какой был самый счастливый день в вашей жизни?
— Это примерно такой же вопрос, как «какой ваш любимый цвет?». Счастливых дней было очень много, невозможно описать один. Счастливые дни очень часто связаны с влюбленностью — когда ты находишься на пике влюбленности, и она взаимная.
— Может быть тогда день вашей свадьбы? Или рождение детей?
— Свадьба очень редко бывает самым счастливым днем, так как она связана с гипертрофированной ответственностью и гигантскими организационными сложностями. Роды — это очень классно: это освобождение от ответственности все время носить в себе другого человека и отвечать не только за себя, но и за него. Рождение ребенка — это, конечно, счастливый момент, но страшный стресс, боль, кровь, лекарства и так далее.
Я очень люблю путешествовать. Когда ты путешествуешь с любимым человеком, у тебя нет никаких обязательств, и ты полон новых впечатлений, так что это почти всегда состояние счастья, главное — уметь его зафиксировать, а это умеют очень немногие.
— Тогда какой самый плохой день?
— Плохих дней было много. Плохие дни обычно помнишь лучше. Как и другие драматические события, они формируют человека больше, чем счастливые. Вот в 19 лет я ехала с бойфрендом в машине и попала в автомобильную катастрофу. Водитель погиб, а нас довольно сильно ранило. Помню, я пришла в себя от анестезии, и обнаружила, что у меня выбито 9 зубов, сломана нога, и все мои жизненные планы порушены. И вот это состояние отчаяния, которое, видимо, усугублялось действием лекарств, было очень тяжелое: ты привязан к койке, ты не можешь ничего сделать самостоятельно, ты плохо выглядишь, и, вообще, жизнь поломана. Еще был ужасный день, когда я родила первого ребенка. Это произошло на полтора месяца раньше времени, и в первый день было непонятно, выживет ли он. Я помню, это было состояние достаточно ужасное. Я все время рыдала, и все было на разрыв. В общем, ужасных дней можно повспоминать много, а со счастливыми — сложнее: ты не помнишь подробности, ты не помнишь это ощущение, поэтому счастье всегда очень трудно описать.
В конце октября вышла книга куратора профиля магистратуры «Медиа и дизайн», журналиста, писателя и создателя и издатель интернет-журнала «Москвич Mag» Игоря Шулинского. «Последние стансы к Иране: 65» — это книга-блокнот, книга-зеркало, книга-искренность, созданная на основе 65 редакторских писем, написанных Игорем Шулинским для издания Time Out. Иллюстрации для неё создала выпускница Школы дизайна НИУ ВШЭ Евангелина Волошина.
Школа дизайна НИУ ВШЭ приглашает на открытые защиты дипломных проектов наших студентов, выпускающихся в 2023 году.
О направлении
Работники современной медийной среды — профессионалы с беспрецедентным уровнем универсальности. В условиях многозадачности всё больше СМИ, рекламных и PR-агентств ищут специалистов, сочетающих редакторское мышление с дизайнерскими навыками. На направлении «Медиа и дизайн» Школа дизайна НИУ ВШЭ готовит как раз таких людей — умеющих работать на разных платформах и в разных форматах, способных доводить до совершенства как текстовый, так и изобразительный контент, владеющих графическим и моушн-дизайном, мыслящими мультимедийными форматами, создающими концептуальные продукты.
В рамках направления открыты профили бакалавриата и магистратуры.
Спасибо, вы успешно подписаны!
Извините, что-то пошло не так. Попробуйте позже.
Мы используем файлы cookies для улучшения работы сайта НИУ ВШЭ и большего удобства его использования. Более подробную информацию об использовании файлов cookies можно найти здесь, наши правила обработки персональных данных – здесь. Продолжая пользоваться сайтом, вы подтверждаете, что были проинформированы об использовании файлов cookies сайтом НИУ ВШЭ и согласны с нашими правилами обработки персональных данных. Вы можете отключить файлы cookies в настройках Вашего браузера.