Интервью с кураторами Школы дизайна НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург

В этом году в кампусе Вышки в Санкт-Петербурге стартовала новая образовательная программа «Дизайн», первым профилем которой стал «Коммуникационный дизайн».

Кураторы учебных групп Митя Харшак, Рия Таволга и Андрей Люблинский поделились инсайдами учебного процесса и объяснили, что такое творчество, как установить связь со студентами и какова сущность профессии дизайнера.

ПОСТРОЕНИЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ПРОГРАММЫ

— Прошло уже почти два месяца с тех пор, как стартовал профиль «Коммуникационный дизайн». Что, на ваш взгляд, самое трудное в организации обучения?

Митя Харшак, академический руководитель программы «Коммуникационный дизайн» Школы дизайна НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург: Мы столкнулись с некоторыми техническими трудностям. Например, ремонт в наших мастерских затянулся, и весь сентябрь мы занимались со студентами во временных аудиториях. Но с начала октября уже переехали в наши новые студии. Программа, которую мы внедряем в Санкт-Петербурге, разработана в Москве. Она совершенно гениальная — всё с инженерной точностью разложено по полочкам, по времени и по последовательности выполняемых заданий. Так что только радуемся, глядя на результаты студентов.

Андрей Люблинский, куратор учебной группы: Да, программа действительно очень хорошая, не к чему придраться. Всё идеально работает, как часы.

Митя Харшак: Один из кураторов— Рия — опытный преподаватель. В течение 4 лет она занималась со студентами московской Школы дизайна. Очень здорово, что Рия с её опытом переехала из Москвы в Санкт-Петербург, чтобы помочь нам наладить запуск программы. Первый год всегда сложный, и даже несмотря на наш с Андреем большой педагогический опыт без нее было бы значительно сложнее стартовать. Рия, Москва и Питер, на твой взгляд, отличаются?

Рия Таволга, куратор учебной группы: В людях существенной разницы, честно говоря, я не вижу, да её и не должно быть, ведь вокруг все те же студенты со всей страны. Единственное, у меня есть ощущение, что здесь тяжелее держать темп. Всё-таки специфика города придаёт определённые особенности обучению, и я надеюсь, что за этот год мы сможем принять их и успешно интегрировать. Еще, кажется, что у питерской школы сформируются свои особенности, связанные с контекстом именно этого города. Он совсем другой, это ощущается, я чувствую себя цветком, который выдрали из одного горшка и пересадили в другой.

Митя Харшак: В Москве, если мне не изменяет память, в этом году в Школу дизайна НИУ ВШЭ принято 750 человек. Надо понимать масштабы московской школы! Это многоуровневая программа, где есть и бакалавриат, и магистратура, и аспирантура. Учебная структура с огромным количеством студентов и преподавателей — такая машина, которая может управляться исключительно системой. У нас же пока абсолютнейший «междусобойчик». Мы втроём ведем каждый по одной группе. Есть ещё наш замечательный коллега Юра Штапаков, который ведёт арт-практики, есть Люба и Маша, которые ведут у студентов технологию дизайна. Вот и всё, нас, преподавателей, меньше десятка и студентов 64 человека. Мы только-только выстраиваем какие-то взаимоотношения, в этом маленьком коллективе.

Рия Таволга: Я акцентирую внимание на том, что тут другой контекст. Одно дело, когда ты в огромной армии, машине. Даже если тебе уделяется много времени, ты всё равно находишься в этой системе. Здесь атмосфера другая, и при всех её минусах есть то, о чём говорит Митя — определённая семейственность.

Митя Харшак: Будем стараться это сохранять и дальше. Не знаю, насколько сильно эта семейственность масштабируема, учитывая, что на следующий год у нас станет в три раза больше студентов.

Рия Таволга: Единственное, в Москве эта вот история про 700 человек создаёт на каком-то физиологическом уровне очень жёсткое чувство конкуренции. Здесь, видимо, этого нет, потому что студенты как в уютном гнёздышке.

О СТУДЕНТАХ

Андрей Люблинский: Мы какие-то максималисты с Харшаком: желаем, чтобы студенты приходили с горящими глазами и ловили каждое слово. Без должной скромности скажу, что, если бы я в свое время учился у таких людей, как мы с Харшаком, я бы там визжал, наверное.

Митя Харшак: Сегодняшние студенты значительно более избалованы доступностью информационного ресурса, чем мы 25 лет назад. Мы в своё время были больше «авторитетоориентированными», а для них такого понятия, как «авторитет в профессии», может, и не существует, они ещё не освоились на нашей поляне. Мы тут между собой иногда спорим о том, кто плохой полицейский, а кто хороший. Мне всё кажется, что Андрей студентов немножко жестит, а я такая мягкая вата, которая всех обнимает и окружает любовью

Андрей Люблинский: Я студентам говорю: «Вот если ещё будете себя так вести, Харшака позову». И тут он приходит и всех успокаивает, не в плохом смысле, а в хорошем. Я говорю: «Ну что, напугал вас Харшак?», а они мне: «Нет».

Рия Таволга: Пока неизвестно, кто плохой полицейский.

Андрей Люблинский: Нет речи о том, что кто-то хороший, а кто-то плохой. Группы разнородны, кто-то уже что-то может хорошо и классно, а кто-то в принципе без особого интереса занимается, и это нормально. Я месяц уже читаю курсы, особого удивления у меня не было, всё как обычно — хорошие ребята, интересные, кто-то сильнее, кто-то слабее. Мы же живых людей берём.

Рия Таволга: Я могу добавить, что моя группа разнородная, но я на это смотрю немного с другого угла. Когда человек приходит в профессию, в которой нужно говорить картинкой, он сталкивается с тем, что тяжело вообще из себя что-то выдавить. Расшевелить человека на то, чтоб он начал вытаскивать из себя картинки, хоть какие, и ещё склеить с тем, чтобы это было осознанно, не всегда сразу получается. Поэтому я очень радуюсь, когда удивляюсь, но мне в принципе важно, чтобы они вообще что-то из себя вытаскивали. Если они приносят хоть какую-то картинку, уровень её всегда можно поднять, даже если не в начале года, то во втором и в третьем модуле. В принципе, программа предполагает некую «размотку», усложнение этого процесса, наслоение визуального языка и развитие системного мышления. Я уверена, что при регулярном труде и грамотном кураторстве студенты абсолютно точно раскроются. Это вопрос времени, ведь не у всех эмоциональная составляющая снаружи, кому-то на это требуется чуть больше времени. Я называю таких людей паровозами. Они очень медленно разгоняются, но потом их не остановишь.

Митя Харшак: Сейчас очень любопытно проследить, как ребята будут раскрываться. Я стараюсь их мотивировать через эмоциональный фактор. Уверен, если людям нравится, чем они занимаются, то они будут дальше в этом совершенствоваться. Если им на это пофиг и родители в университет их просто запихнули, с этим сложнее. Когда есть заинтересованность и любовь к тому, чем человек занимается, любые сложности преодолимы.

Андрей Люблинский: Я тоже хочу свои три копейки добавить. Дизайнер — это маниакальная профессия, образ жизни. Конечно, ждёшь самоотдачи от всех, но они не обязаны нам это дать. Они не должны быть маньяками, могут стать, но необязательно ими станут.

— Раз уж мы заговорили о преподавании, что для вас «идеальные» отношения между наставником и студентом?

Рия Таволга: Я думаю, какого-то общего идеала не существует. Всё очень индивидуально, особенно в нашей профессии, потому что в кураторстве очень сильно проецируется личность самого наставника. Единого подхода у каждого быть не может. С моей точки зрения, в первую очередь, «идеальные отношения» — это доверительное поле, потому что образовательный процесс подразумевает, что я передаю свой опыт каждому. Я со своей семьёй столько не общалась в плане времени, как со своими студентами. Без доверия невозможно воспринять ни одну информацию, поэтому доверие и человеческий контакт — это, по моему опыту, пункт номер один.

Второй момент — очень стройно разложить знания на систему и алгоритмы. Он заложен и в самой программе. В дизайне есть некие принципы и законы, из-за которых что-то работает или не работает. Дизайнер — это профессия человека прикладного, потому что он всегда решает задачи. И здесь, конечно, есть некий симбиоз. Я, как правило, больше напираю на практическую сторону. Мне очень важно, чтобы человек пришёл к определённому результату.

И третий момент — это некое отпускание в преподавании, потому что я понимаю, что каждый человек, который пришёл ко мне, в перспективе специалист, и я стараюсь изначально относиться к ним так. У них есть свой «бэкграунд», своё мировоззрение, своё ощущение текущего времени. В свои 37 лет я ощущаю время не так, как они. Поэтому важно дать возможность людям проявить себя с их «бэкграундом», который никогда не будет таким, как мой, сколько бы я ни старалась впихнуть им свои мозги. Где-то притормозить, отпустить, в том числе доверять и им в процессе. Это всё — симбиоз моих трёх слонов, на которых держится кураторство: доверие, прагматизм и творческий эксперимент, отпускание.

Андрей Люблинский: Я хочу видеть в их глазах азарт. Мне интересно преподавать, это какое-то профессиональное приключение. Я будто прихожу в казино, говорю студентам: «Если азарта не будет, я уволюсь к чертовой матери». Хочется работать и получать удовольствие. Я помню, как мы учились, и это было достаточно весело. Мне сегодня звонил мой коллега, очень хороший художник и галерист из Уфы, спрашивал, чем я занимаюсь. Я рассказал ему, что меня пригласили преподавать, а он добавил: «А как насчёт творчества?». На что я ответил: «Это же и есть творчество». Мы часто делаем что-то для себя или для заказчика, а тут вступаем в коллаборацию со студентами, и мы выдаём какой-то продукт. Я не являюсь руководителем в чистом виде. Отчасти — да, но в чистом виде — нет. Это совместная работа, которая должна принести такой результат, чтобы я сказал: «Вау».

Митя Харшак: Для меня очень важно уменьшение дистанции, потому что наше преподавание проектное, а не лекционное. Можно читать лекцию на три тысячи человек, они все сидят и конспектируют, но это немного другая история. У нас же идёт система персональной консультации, когда по общей теме каждый из студентов разрабатывает свой проект. Мне необходимо пройти два-три круга и к каждому присесть с инструментом в руке, порисовать эскизы, воплотить какие-то идеи, поиграть в интеллектуальный пинг-понг. Это похоже на некие отношения коллег в дизайн- студии. Мы все заточены на то, чтобы успеть сделать проект до определённого дедлайна. Я вспоминаю себя в 18 лет, и тогда мне бы, наверное, сорокалетний дядька казался дряхлым старцем, стоящим одной ногой в могиле. Дико интересно выстраивать диалог с каждым, проектная деятельность в той форме, в которой она преподаётся у нас, не предполагает одного преподавателя и массы студентов. У нас исключительно всё межперсонально.

— Как проходил творческий экзамен, на что обращалось внимание?

Митя Харшак: Собеседование или творческий конкурс у нас проходит так: первое — это собеседование по истории искусств; второе — представление творческого проекта, который абитуриент выполняет по заранее объявленным темам.

Собеседование — это не экзамен. У нас нет задачи подловить на какой-либо неосведомленности, нам, скорее, важно разграничить «свой— чужой». Попытка выяснить, представляет ли себе человек, куда он пришел, что происходило с профессией до того, как он озарил ее своим появлением. Разные, очень разные ребята приходили, и по проектам была совершенно разная подготовка. Например, есть несколько студентов, у которых за плечами среднее художественное образование. Это очень сильные ребята, они много умеют делать руками и на компьютере. Есть и люди, которые на собеседовании показали себя совершенно «чистыми листами» с незамутненным сознанием. Наша задача работать как с теми, так и с другими. Я должен сказать, что был очень интересен опыт просмотра проектов. И на уровне тех работ, которые были представлены на творческом испытании, уже было понятно, что получаем нескольких очень серьезных ребят.

О ГЛАВНОМ КАЧЕСТВЕ ДИЗАЙНЕРА

Митя Харшак: Буквально недавно был у меня эфир в программе «Неспящие» у Александра Малича, сюжет как раз по поводу старта школы дизайна в Петербурге. Тогда я сказал, что главное качество дизайнера — это любопытство.

Андрей Люблинский: И дизайнер — это действительно не тот человек, который проектирует, а тот, кто любопытен до всего в рамках здравого смысла. Дизайнер должен очень хорошо разбираться в архитектуре, хотя бы в поверхностно в музыке, современной, несовременной, любой. Это что-то типа Шерлока Холмса, который по пеплу от сигарет может опознать, что это Винстон синий, например, купленный в ларьке в Купчино. Дизайнер — это именно такая профессия, а не тот, кто нарисует логотип в виде круга.

Митя Харшак: Если логотип в виде круга помогает решать определенные задачи, то это один из инструментов профессии.

Андрей Люблинский: Один из инструментов, совершенно верно. Мы сегодня обсуждали на занятии два идентичных логотипа совершенно разных контор, которые были в виде голубого кружочка. Это была очень интересная, захватывающая беседа. Вот такие дизайнеры!

О ДЕДЛАЙНАХ И ВДОХНОВЕНИИ

— Дизайнер — очень творческая профессия, однако и в учебном процессе, и в работе есть какие-то определенные дедлайны. Как выходить из такого состояния, когда нет идей, а нужно сдать работу?

Митя Харшак: Профессия дизайнера как раз и состоит из одних сплошных дедлайнов. Мы не художники, не надо нас с ними путать.

Андрей Люблинский: Мы как раз готовим людей к тому, чтобы они были готовы выйти из любой ситуации. Мы не те люди, которые сидят и ждут вдохновения. Это не про дизайн и не имеет к нам никакого отношения. Вот есть дедлайн, хоть убейся, но сделай.

Митя Харшак: В дизайнерской практике существует абсолютно формализованные практики поиска творческих идей. Это не установление прямой связи между точками на небесах. Ты не ждешь, когда там на тебя снизойдет божественный свет. Это практики мозговых штурмов, практики поиска визуальных решений, те вещи, которым можно научить. Работа дизайнера в ежедневной практике состоит из ограничений. Это ограничение по времени, ограничение заказчика по бюджету, ограничение технологий производства, ограничения, связанные со сроками и с логистикой и т.д. Мы должны воспитать таких ребят, которые смогут решать все эти вопросы на раз-два, а не ждать какого-то вдохновения. Да, естественно, это профессия, которой человек живет, и, если он не получает удовольствия от того, чем занимается в ежедневной практике, вряд ли сможет достичь успеха. Но так и в любой другой профессии: если работа тебе не в кайф, сложно вырасти. У нас такого вопроса, как «Ах, у меня нет вдохновения, что же придумать?», просто стоять не должно.

Андрей Люблинский: Наша профессия — это удовольствие, на самом деле, но не про отсутствие вдохновения.

Рия Таволга: Если я правильно поняла, вопрос заключался в том, что профессия дизайнера предполагает тайминг, как же быть, когда нет вдохновения, и откуда его взять. Мои коллеги уже ответили, я с ними согласна, все мы учим примерно одному и тому же. Но я думаю, что много того, чему можно научиться.

Один из очень важных базовых навыков, которому мы учим и которому учит себя дизайнер в профессии — это ресурсное состояние. Этому отчасти способствует иногда естественное качество человека, которое мы упоминали — любознательность. Если человек живет жизнью, в которой он интересуется и черпает из внешнего мира, он уже определенным образом наполняется. Это вдохновение, чтобы найти его в работе, нужно понять, как его черпать из жизни.

Второй момент — это некоторая упорядоченность, при том, что творчество подразумевает иногда и спонтанность, и хаос, и все на свете. Есть некая упорядоченность жизни, к которой профессия ведет, которой она подвержена. Есть дедлайн, брифы, еще какие-то вещи. Мы учимся распределять свое время, управлять им вообще невозможно. Это смешно, но ты должен быть «в потоке».

Третий момент, связанный с вдохновением, очень часто упирается в одно простое умение — брать попой. Когда ты просто упираешься и пытаешься пробить непробиваемое, может прийти результат, за ним­ —вдохновение. Я это очень часто в жизни называю правилом пяти минут: гораздо тяжелее просто сесть и начать делать то, что тебе не хочется, чем сесть, делать в течение 5 минут, включиться в это, а после начнет получаться. Аппетит приходит во время еды. В связи с этим рецепт вдохновения в том, чтобы быть заинтересованным в жизни. Не пускать всё на самотек, быть упорядоченным, ходить на каждое занятие, общаться с кураторами и студентами из других групп. В такие моменты просто нужно проявлять много усилий, а их количество обязательно перейдет в качество. Это ничем не отличается от приседаний. Сложно начать, но к этому надо просто привыкнуть.

Андрей Люблинский: Когда у меня нет идей, я сажусь рисовать. Самые гениальные идеи, связанные с личным творчеством, приходят именно в те моменты, когда мне что-то надо делать по работе. Когда ты разогнался, порисовал, сделал что-то для себя, ты легко решаешь задачи, которые делаешь по контракту. Для меня дизайнер — это некий такой спецназ, люди, которые могут всё практически. Те, кто пользуются навыками, которые они получают в институте, не только в своей профессиональной деятельности, но и в реальной жизни. Эти правила прекрасно проецируются на реальную жизнь.

Митя Харшак: Мне немного не хватает часов, которые есть в расписании для работы со студентами. Есть масса информации, которой мне хочется поделиться. Если я начну всю ее рассказывать, у нас не останется времени на проектную деятельность.

Андрей Люблинский: То же самое, мне не хватает этого времени, потому что хочется донести больше. Есть некоторые студенты, как чистый лист, хочется как можно больше туда напихать, буквально, всяких знаний, чтобы с ними можно было делать вещи ещё более классные, чем сейчас они делают. А делают они интересные штуки, на самом деле. Существуют и проблемы, и приятные моменты. Я получаю удовольствие, иначе я бы сюда не ходил. И для нас полезно преподавать и общаться со студентами.

Автор интервью: Зарина Гатина
Редактор: Полина Малахова
Фото: Никита Левцов

Читать полный материал