Павел Шведов: «Анимация — это визуальное эсперанто»

Представляем нового преподавателя Школы дизайна — историка анимации, программного директора фестиваля «Бессонница», куратора культурных проектов киностудии «Союзмультфильм», автора канала «Хитрук на проводе» Павла Шведова. О бесконечных метаморфозах анимации, способах выстраивать персональные маршруты по программам крупнейших фестивалей и книгах про мультипликацию с ним поговорила Анна Краснослободцева.

С кино все достаточно просто, у авторов есть конкретный медиум. Живой актер — центр, вокруг которого выстраивается история. В анимации же нет такой единой точки, вокруг которой легко построить теорию. Ведь в мире анимации медиумом может быть что угодно. Тот же живой актер. Или кукла. Или предмет, превращенный из объекта в субъект. Или что-то абстрактное — линии, фигуры, цвето-теневые построения. На всем этом можно легко выстроить целую драматургию.

И да, это можно подчинить теориям монтажа. Но можно подать совсем иначе. Потому что изначально каждый создатель понимает анимацию по-своему — кто-то идет с утилитарных спецэффектных позиций, кто-то говорит о кино, об искусстве, а кто-то трактует анимацию как инструмент исследования окружающей действительности, возможность оживить свои графики. У каждого своя методология отношения с анимацией. И эта сложность позволяет анимации до сих пор находиться в постоянном поиске. Уклонение от тоталитарных теорий, которые бы рассказывали какой анимация должна быть, дает свободу. У каждого есть шанс увидеть в ней что-то такое, что ответит именно его интересам.

Очень важно порой отказаться от консервативной позиции и увидеть анимацию где-то в неожиданном месте. Например, в сочетании с театром или с оперой. Вот современная опера использует анимацию в сценографии так, что порой сложно сказать, что анимация находится на вторых ролях даже по отношению к артисту. Скажем, «Волшебная флейта» берлинской «Комише опер». Анимация там находится абсолютно на своем месте.

Предельная эластичность анимационного языка делает ее своего рода визуальным эсперанто. Она наиболее качественно рассказывает универсальные истории.

Сегодня большие кинофестивали, где раньше анимация была не особенно заметна, нельзя помыслить без нее. Полноправны участником анимация чувствует себя и в контексте всевозможных экспозиций. Кроме того она развивается как прикладной инструмент, постоянно пересекается с мирами дополненной реальности, компьютерных игр, участвует в неожиданных нарративах. И эти нарративы меняют привычные анимационные форпосты, такие как фестиваль в Анси. Раньше на подобных фестивалях проходили только конкурсы короткого метра, затем стали добавляться программы с учебными работами, с полным метром, потом появилась особая программа TV series, недавно стали возникать конкурсы VR.

В какой-то момент я перестал обращать внимание на фестивальные награды, перестал следить за темами и трендами. И поэтому на фестивалях я как будто нахожусь в своей особенной вселенной, прежде всего фиксирую невероятное многообразие форматов. Разные темы, разные стили. Вообще анимация находится в постоянном процессе выработки визуального языка — на разных полюсах находятся полная абстракция и предельный реализм, и вот между этими полюсами каждый новый художник ищет свой метод.

Анимация, как настоящая Вселенная, продолжает расширяться и не может остановиться. Территория анимации очень ликвидна и сложно сказать, что является, а что не является анимацией. На фестивале ты доверяешь эксперту, который распознал в том или ином продукте анимацию, и тем самым расширил твои границы понимания этой области. Вот представьте какой ящик Пандоры может открыться от соприкосновения анимации канонической, то есть созданной для театрального или телевизионного показа, с мирами видеоигр. Каждая из этих сфер активно развивается внутри себя, но как будто не слишком понимает, что происходит у соседа.

По аналогии можно вспомнить про растущий интерес к локальным культурам, способным производить высказывания интересные всему миру. Анимация тоже сперва клубилась в маленьких гетто, а затем вдруг оказалось, что она способна связывать множество сообществ друг с другом. Посмотрите на историю фестивального движения, на всю эту ауру анимационного братства. Цветение этой вселенной роднит совершенно разные вещи друг с другом. На каждом анимационном фестивале, непривычный к такому зрелищу посетитель будет обескуражен обилием визуальных кодов. Всякий новый фильм заставляет принимать новую систему координат, а не всякий человек приучен менять оптику каждые 5-6 минут. А ведь в отличие от клипа, где есть то же разнообразие визуального, анимация предполагает еще и нарратив, внутрь которого зрителя эмоционально погружают. Некоторые анимационные работы за 10 минут разворачивают целую сагу. Ни в одном кинематографическом коротком метре невозможно передать такой интенсивный пульс.

Например, «БоксБалет» Антона Дьякова. Удивительно, что у этой работы сложилась такая яркая фестивальная судьба — мне казалось, ее сюжет невозможно ощутить, если ты не жил в 1990-е в нашей стране. Что те символы, которые струятся в этой работе могут быть восприняты только теми, кто пережил эпоху сам. Но глядя на реакцию в мире, я понимаю — эта история настолько визуально и драматургически эффектна, что она заставляет что-то почувствовать и людей иных культур.

А на нас так же, вероятно, влияет «Бестия» (Bestia) Уго Коваррубиаса. Мы не видели диктатуру Пиночета своими глазами, не знаем, что там происходило. Но мы смотрим кукольный фильм с сюрреалистическими элементами. И даже если мы ничего не слышали о чилийской истории, жуткая атмосфера мультфильма задевает за живое.
Или еще один пример, более развлекательный — Альберто Мельго. Все знают сериал «Любовь. Смерть. Роботы». И там Мельго в финале третьего сезона снимает серию, где деконструирет миф о конкистадорах. Рассказывает безумную историю из мира как бы испанских завоевателей, историю об эмансипации, гендерных вопросах, о том как могут сосуществовать друг с другом независимые культуры, как они могут влиять друг на друга. И вдруг развлекательный фильм оказывается потрясающей рефлексией.

Я всем говорю — обсуждайте анимационное кино. Потому что даже на одном сеансе вы наверняка увидели совершенно разное. И это нормально. Ведь анимация творит истории из ниоткуда. Нам сложнее придумать описание тому, что мы видим в анимации. Для каждого зрителя анимация рассыпается на разные символы. Анимация вообще является социальным действием — через разговор о ней можно лучше узнать человека рядом с вами. Прекрасный механизм социализации. Анимация проще входит в сознание человека и сложнее оттуда извлекается — легко увидеть в ней то, что тебя беспокоит, даже если этого там нет. Ты всегда воспринимаешь нарратив в анимации не односложно.

Эгоцентризм в хорошем смысле присущ многим художникам. Но я сам отношусь к людям, которые постоянно пребывают в рефлексии, поэтому считаю, что не помешало бы современным художникам и тем кто идет в русле визуальных искусства, тоже эту рефлексию на себя принять. Прежде всего в рефлексии нужно находиться по отношению к тому визуальному опыту, в котором мы живем. Не стоит замыкаться в какой-то сугубо своей теме, в своих любимых сюжетах или визуальных кодах. Многие современные студенты, молодые художники часто ограничиваются тем ядром визуальности, которое является их привычной территорией, и они не готовы к новому опыту. А ведь нельзя не реагировать на происходящее вокруг, наша социальная среда заставляет усомниться в тотальности конкретного опыта, в том что за пределами нашей точки зрения ничего нет.

Мне кажется, что если человек приходит в индустриальную среду, он должен обладать тягой к альтернативному опыту. Не обязательно мимикрировать под него, но стоит понимать, что происходит вокруг, чтобы быть компетентным. Хороший пример из истории анимации близкий нам — Юрий Борисович Норштейн. Человек, который придумал свой визуальный стиль и повлиял на огромное количество людей разного спектра, от арт-хаусных до индустриальных художников. Но он выработал свой стиль, пройдя через творческий путь, создания совсем иных произведений. Он работал мультипликатором кукольных фильмов, и уже став режиссером, продолжал работать на фильмах других постановщиков. Сам Юрий Борисович может восприниматься как скала с точки зрения его визуального кода, а вместе с тем, он обладал познаниями в стилях и решениях других режиссеров. Его пример уникален, но идеально показывает, как могут сочетаться полярные категории.

Анимация — глобальный язык, так что давайте ориентироваться на ее универсальность и изучать другие глобальные языки, чтобы читать не только на русском.

Что же до русскоязычной литературы, сейчас происходит тихое пополнение книг об анимации. В последние годы вышло несколько уникальных книг, про которые стоит сказать. Во-первых, «О мышах и магии» Леонардо Молтина, титанический труд об американской рисованной анимации. Там есть несколько сюжетов, которые будут интересны любому человеку, увлеченному визуальной культурой. Эта книга показывает те маятники, в которых анимация сейчас пребывает, связанные с противоборством или сосуществованием продюсера и режиссера, со взаимопроникновением реализма и метафоризма, с тем какой должна быть анимация — полнометражной, короткометражной, сериальной. Все это струится через историю американской рисованной анимации.

Есть книга, вышедшая недавно, и еще до публикации ставшая библиографическим раритетом, хотя в ближайшие полгода она должна выйти в столичных магазинах. Это работа, посвященная творчеству Леонида Шварцмана. В ее основе лежат интервью, взятые журналистом и кинокритиком Ларисой Малюковой, длинные глубокие беседы с Леонидом Ароновичем про его творческий путь. Шварцман — выдающийся художник, можно сказать скелетообразующий для нашей кукольной и рисованной анимации. Книга позволяет иначе посмотреть на всем знакомые работы, которые мы можем воспринимать либо как элемент нашего детства, либо как элемент нашего визуального мышления, ведь многие из нас росли на этих мультфильмах.

Также только что из типографии вышла книга моего коллеги Георгия Бородина «Государство и анимация» о взаимодействии советских мультипликаторов с советской властью с середины 1920-х до начала 1960-х годов. Паттерны поведения любого продюсера при взаимодействии с миром анимации и паттерны реагирования аниматоров не изменились с тех пор. Так что эта книга, являясь фундаментальным историческим трудом, вместе с тем проявляет модели поведения, в которых любой творец продолжает находиться по сей день.

***

Читайте также:

Интервью с Борисом Гуцем: «Когда ты смеёшься, ты не боишься»